Летописный «памятник» в великое «Слово» превращает Автор. «Он действительно заполняет собою все произведение от начала до конца, — замечает И. П. Еремин. — Голос его отчетливо слышен везде: в каждом эпизоде, едва ли не в каждой фразе. Именно он, автор, вносит в «Слово» и ту лирическую стихию, и тот горячий общественно-политический пафос, которые так характерны для этого произведения».
Автор «Слова о полку Игореве» утверждает, что он начинает свою песнь «по былям нашего времени, а не по замышлению Бояна». Однако его стиль не только противостоит Бояну, но и наследует ему.
Масштабность изображения, антропоморфизм, метонимичность, даже отрицательные сравнения — поэтические принципы всего текста «Слова», а не только Бояновых фрагментов. Характерно, что последнюю метонимию-антитезу (трубы — стяги) переводчики слова то включают в Боянову песнь, то приписывают уже самому автору «Слова».
Мы ничего не знаем об авторе как человеке, но многолетние исследования «Слова» позволили многое узнать об авторе-художнике.
Прежде всего, для него характерно органичное сочетание письменной, книжной культуры и культуры устной, бытовой, фольклорной. Он, вероятно, знаком с «Повестью временных лет» и другими письменными памятниками. Он хорошо ориентируется в русской истории и географии: в «Слове о полку Игореве» достаточно подробно представлены более десятка князей и перечислены многие русские города, реки, местности. Он широко использует риторические вопросы, обращения, восклицания, сложные синтаксические фигуры с многочисленными инверсиями и повторами, характерные для книжной культуры своего времени. «Ты, храбрый Рюрик, и Давыд! Не ваши ли воины злачеными шлемами в крови плавали? Не ваша ли храбрая дружина рыкает, словно туры, раненные саблями калеными, на поле неведомом? Вступите же, господа, в золотое стремя за обиду нашего времени, за землю Русскую, за раны Игоря, храброго Святославича!»
В то же время автор — человек практического знания, глубоко погруженный в быт, знаток народных примет, предсказаний, поверий.
Предметная основа «Слова», источник большинства его тропов, находится в двух близких областях, двух главных мужских занятиях эпохи: войне и соколиной охоте.
«Яр Тур Всеволод! Бьешься ты в первых рядах, прыщешь на воинов стрелами, гремишь по шлемам мечами харалужными. Куда, Тур, поскачешь, своим золотым шлемом посвечивая, — там лежат проклятые головы половецкие. Расщеплены шлемы аварские твоими саблями калеными».
«И сказали бояре князю: «Уже, князь, тоска ум полонила. Вот слетели два сокола с отцовского золотого престола добыть города Тмуторокани или хотя бы испить шлемом Дона. Уже соколам крылья подрезали саблями поганых, а самих опутали в путы железные».
«Говорит Гзак Кончаку: «Если сокол к гнезду летит — расстреляем соколенка своими злачеными стрелами». Говорит Кончак Гзе: «Если сокол к гнезду летит, то опутаем мы соколенка красной девицей».
Автор «Слова о полку Игореве» — книжник и воин. Благодаря такому сочетанию «Слово» оказывается уникальным жанром. В нем соединяются традиции письменных жанров ораторского слова, воинской повести и фольклорных жанров славы и плача. Собственное произведение автор также определяет по-разному, сохраняя, однако, фольклорно-литературную двуплановость: «Слово» называется то трудной повестью, то песнью.
Не менее важно и другое сочетание. Автор — христианин, связанный в то же время с более древним, мифологическим, восприятием мира.
Он называет язычников-половцев погаными, утверждает, что Игорю во время бегства указывал путь Бог, упоминает о его поездке к киевскому храму Богородицы Пирогощей, оканчивает «Слово» традиционным «Аминь».
Но одновременно он вспоминает и славянских языческих божеств, а главное, совершенно по-особому воспринимает природу.