Слово о походе Игоревом, Игоря, сына Святославова, внука Олегова. Современный перевод Н.А. Мещерского


1     2     3     4     5

Ведь уже, братья, не веселое время наступило, уже пустыня воинство накрыла. Встала Обида в войске Даждьбожьего внука, вступила девою на землю Троянову, восплескала лебедиными крыльями на синем море у Дона, плеща ими, прогнала счастливые времена. Борьба князей с неверными прервалась, потому что сказал брат брату: «Это мое, а то тоже мое», и начали князья про малое говорить: «Это великое» и сами на себя крамолу ковать, а неверные из всех стран приходили с победами на Русскую землю.

О, далеко залетел сокол, птиц бьющий, — к морю! А Игорева храброго войска не воскресить. О нем воскликнула Карна, и Желя помчалась по Русской земле, разбрасывая людям огонь из пламенного рога. Жены русские заплакали, причитая: «Уже нам своих милых мужей ни мыслию не промыслить, ни думою не придумать, ни очами не повидать, а до золота и серебра и вовсе не дотронуться!»

И застонал, братья, Киев от горя, а Чернигов от напастей. Тоска разлилась по Русской земле, печаль обильная течет среди земли Русской. А князья сами на себя крамолу ковали, а неверные сами, с победами набегая на Русскую землю, брали дань по серебряной монете со двора.

Те ведь два храбрые Святославича, Игорь и Всеволод, обособившись, зло разбудили, которое прежде успокоил отец их, Святослав грозный великий Киевский. Грозою он заставил трепетать — своими сильными полками и харалужными мечами наступил на Половецкую землю, потоптал холмы и овраги, взмутил реки и озера, иссушил ручьи и болота. А неверного Кобяка из лукоморья из железных огромных полков половецких как смерч вырвал, и упал Кобяк в граде Киеве, в гриднице Святослава. Тут немцы и венецианцы, тут греки и мораване поют славу Святославу, осуждают князя Игоря, который утопил благополучие на дне Каялы, реки половецкой. Рассыпали там русское золото, Игорь-князь пересел из золотого седла в седло невольника-кощея. В унынии городские стены, и веселье поникло.

А Святослав мутный сон видел. «В Киеве на горах этой ночью с вечера, — сказал он, — укрывают меня черным плащом на ложе тисовом, черпают мне темное вино, со скорбью смешанное, сыплют мне пустыми колчанами неверных язычников-толмачей крупный жемчуг на грудь и оплакивают меня. Уже доски без князька в моем тереме златоверхом. Всю эту ночь с вечера Бозовы вороны начинали взграи вать, у Плесеньска на низком берегу разверзлись овраги Кияни, и простерлись они до синего моря».

И сказали бояре князю: «Уже, о князь, скорбь ум заполонила; это ведь два сокола слетели с отеческого золотого стола поискать града Тмуторокани или хотя бы испить шеломом Дона. Ведь уже тем двум соколам крылышки подрезали саблями неверных, а их самих опутали железными путами. Ведь темно стало в третий день, два солнца померкли, оба багряных столпа погасли и в море погрузились и великое беспокойство подали хинам, и с ними два молодых месяца, оба тьмой заволоклись. На реке на Каяле тьма свет покрыла, по Русской земле разбежались половцы, как выводок гепардов. Уже пала хула на хвалу, уже набросилась нужда на волю, уже низринулся Див на землю. Ведь уже и готские красавицы запели на берегу синего моря, звеня русским золотом, поют время Воза, лелеют месть за Шарукана. А мы уже — дружина — жаждем веселья!»

Тогда великий Святослав изрек золотое слово, со слезами смешанное, и вот что сказал: «О мои племянники, Игорь и Всеволод! Рано вы начали землю Половецкую мечами тревожить и себе славы искать. Но по чести не одолели, не по чести кровь неверных пролили. У вас обоих храбрые сердца выкованы из твердого, тяжко ранящего металла-харалуга и в ярости закалены. Что же вы сотворили моим серебряным сединам? Ведь уже не вижу я власти сильного и богатого и повелевающего многочисленными войсками брата моего Ярослава, и с черниговскими старшинами, и с могутами, и с татранами, и с шельбирами, и с топчаками, и с ольберами. Те ведь без щитов с засапожными ножами кликом полки побеждают, звеня в прадедовскую славу. Но сказали вы: «Оба сами наберемся мужества: прежнюю славу сами поддержим, а будущую между собой поделим!» А диво ли, братья, старому помолодеть? Даже когда сокол линяет, высоко птиц взбивает — не даст гнезда своего в обиду. Но вот беда — не желают князья мне помочь. Наизнанку времена обернулись».

Следующая страница